Lorem ipsum
Class aptent taciti sociosqu ad litora

13:12
Чубинский и «колдун»

Поскольку в позавчерашнем посте речь шла об особенностях правосудия в Архангельской губернии, то сегодня, продолжая отчасти эту тему, привожу текст давней (начала 2000-х) статьи, опубликованной в газете «Правда Севера». Причём одним из участников изложенной в статье истории был Павел Платонович Чубинский — этнограф, фольклорист, поэт, автор стихотворения, ставшего текстом государственного гимна Украины.

По сей причине подобного содержания публикация в настоящее время вряд ли бы появилась на страницах местных газет. Но как говорится, что написано пером, не вырубишь топором. Тем более история не выдуманная, а написанная на основе сохранившихся документов — что было, то было...

В одном из прошлогодних выпусков «Вестей Поморья» (новостной программы архангельского телевидения) был показан телесюжет, как в мезенском селе Заозерье с помощью крестного хода изгоняли бесов. Причём, как на полном серьёзе в комментарии утверждалось , сие мероприятие завершилось весьма успешно. В этой связи следует сказать, что аналогичные акции в нашем крае устраивались и в дореволюционные годы. Правда, далеко не всегда удачно. А порой вообще побеждала нечистая сила, точнее, тот, кого к ней причисляли.

Как свидетельствуют хранящиеся в областном архиве документы, именно так — триумфом «беса» — завершилось подобное мероприятие 1 января 1863 года в деревне Труфаногорской Пинежского уезда. Посему местным властям пришлось обратиться в уездный суд, который завел дело под заголовком: «О колдовстве крестьянина Пинежского уезда Михайловской волости Данила Сергеева Житова». А начиналось оно доношением пинежского окружного начальника Львова, который, в частности, писал:

До сведения моего дошло, что в Труфаногорской деревне появился человек, который обладает сверхъестественною силой и приколдовал к себе молодого крестьянина Чупакова. Это выразилось в том, что Чупаков ни на шаг не отставал от него, Житова: идет Житов, так идет и Чупаков, остановился он, так и тот остановится, устремив бессмысленный взгляд на Житова.

Местные крестьяне уговаривали Житова: «Отпусти бедного, сутки ничего не евшего Чупакова». Тот говорил, что не держит. А Чупаков стоял перед Житовым как вкопанный, никуда не оглядываясь и ни с кем не разговаривая, и при всех усилиях его не могли отвести.

Крестьяне привязали Житова к огороду и стали колотить, но, к удивлению, тот остался этим доволен, заверяя, что стал после этого чувствовать себя еще здоровее и что они били не его, а Чупакова. А Чупаков каждый удар по Житову воспринимал как удар по себе: сжавшись, вздрагивал и, наконец, упал.

Струсившие мужики отвязали Житова и отвели их в дом десятского, который от этого был ни жив ни мертв. Тем более, что Житов припугнул всех: «В отместку за побои изведу весь деревенский скот».

Посовещавшись, мужики решили, чтобы избавиться от Житова, преподнести ему выпивку и деньги. Затем послали за отцом и матерью Чупакова и предложили выкупить сына. Родители после неудачных попыток увести сына, сбегали за чаем, водкой и прочим. Но ни просьбы, ни угощения не подействовали на Житова.

На другой день — 1 января — пригласили священника Перемского прихода Иоанна Елизаровского, который, не осмелившись зайти в дом десятского, позвал крестьян на крестный ход. Дабы изгнать из деревни беса. Когда после обхода деревни процессия подошла к дому, из него в сопровождении Чупакова вышел Житов. По словам крестьян, направленный на Елизаровского взгляд Житова был настолько страшен и тяжел, что тот, окаменев, ничего и никому не говоря, развернулся и, расталкивая изумленный народ, пошел прочь. А крестьяне, побросав иконы и крест, в страхе разбежались.

Следующим утром Житов отпустил Чупакова, который будто бы переродился. Так как описанное бесовское явление может иметь пагубное влияние на местных крестьян, усомнившихся в священнике и вере, мною о задержании заподозренного в колдовстве Житова предписано волостному правлению.

Так сложилось, что вести следствие по делу о колдовстве поручили Павлу Платоновичу Чубинскому, выпускнику юридического факультета столичного университета, за свободомыслие высланному в 1862 году в Архангельскую губернию. Здесь в связи с отсутствием дипломированных специалистов его пригласили работать судебным следователем Пинежского уездного суда. Будучи широко образованным человеком, он скептически отнёсся к формулировкам «колдовство» и «бесовское явление». Но спорить не стал. Однако и не спешил приступить к делу. Поэтому отрапортовал своему начальству:

Так как в настоящее время должен приступить к более важному следствию (о краже и взломе), то следствие по делу Житова оставляю до апреля 19 дня 1863 года.

Прибыл же Чубинский в деревню Труфаногорскую лишь 10 мая. Первым, конечно, был допрошен всё ещё находившийся под арестом 50-летний крестьянин деревни Бураковской Данила Житов. Все обвинения в колдовстве он отверг, хотя не отрицал большинства приведённых в доношении окружного начальника фактов.

А вот 21-летний крестьянин Ефим Чупаков показал следующее:

Я сидел у Афанасия Лукина, увидел прохожего, вышел на улицу и спросил: «Откуда ты, дедушка?» Он ответил: «Из дома и домой». И пал мне в ноги. Я, видя, что старший мне пал в ноги, тоже пал. Что было потом, не помню, потому что был без чувств. Когда же опомнился на другое утро, то попросил Житова: «Прости меня, дедушка». Он ответил: «Бог простит». И отпустил меня.

Что же касается письменных показаний священника Елизаровского, не пожелавшего встречаться с Чубинским, то он, умолчав о своем бегстве, высказал претензии не только к Житову, но и к прихожанам:

К глубокому прискорбию, жалкий наш народ действительно убежден в могучей силе (обладании демонами) этого выходца Житова и, право, готов лелеять означенного ханжу винцом и пивцом...

Писал же он так, потому что был оскорблен поведением и так склонных к старообрядчеству прихожан, которые после случившегося за редким исключением забыли дорогу в церковь. Более того, стали почитать Житова, поверив в его сверхъестественную силу. Возмущал священника и тот факт, что арестант приобрёл ореол мученика, в связи чем крестьяне ежедневно наведывались к нему с подношениями: деньгами, продуктами, спиртным.

Чубинский, наверняка имевший преставление о гипнозе и о людях, обладающими гипнотическим даром, отнёс Житова к числу таковых. Поэтому 12 мая решил его освободить. Причем посоветовал, дабы не искушать судьбу, немедля покинуть Труфаногорскую и вернуться домой. Тот так и поступил.

На этом данная история могла бы и закончиться. Но вскоре в Архангельск поступил донос, посланный, думаю, легко догадаться, кем. В нем наряду с «выходцем и ханжой» Житовым, обвиненным в связях с нечистой силой, фигурировал и «поделом высланный малороссиянин» — Чубинский. Причём ему вменялись в вину не только покровительство колдуну, но и «проистекающее из оного святотатство». А последнее обвинение было тогда крайне серьёзным, так как осужденный за это преступление вполне мог кончить жизнь на каторжных работах в Сибири.

Конечно же, губернский прокурор Эмилиан Фёдорович Нагулла оказался человеком несравнимо образованным по сравнению с автором доноса. Поэтому обвинение в святотатстве счёл неубедительным. Тем не менее расследование дела было возобновлено, причем его перепоручили другому следователю. И результат не замедлил сказаться — Житова вновь арестовали.

Провёл же он в тюрьмах — сначала Пинежской, затем губернской — целых три года. И всё потому, что власти не знали, под какую статью подвести его поступок. Посему заседания уездного суда неоднократно откладывались. Затем следственные материалы передали в губернскую палату уголовного и гражданского суда, которая лишь 30 мая 1866 года в открытом заседании рассмотрела дело Житова.

Приход колдуна на крестьянскую свадьбу (картина Василия Максимова, 1875)

Сознавая, что обвинительный приговор вызвал бы едкие замечания столичной либеральной прессы («Средневековая инквизиция!») и ещё более подорвал репутацию и так слывшего образцом необъективности архангельского правосудия, палата на этот раз решила быть и слыть милостивой. Поэтому, заслушав выступление стороны обвинения и показания Житова, вынесла приговор:

Хотя произведенное по сему предмету следствие и обнаружило признаки колдовства и чародейства, но учитывая, что Житов в них не признался и что следствие не установило при использовании простоты и легковерности крестьян им корысти или иной выгоды, по силе 304 статьи не представляется оснований по настоящему делу подвергать Житова какой-либо ответственности.

Пинежского «колдуна», конечно же, освободили из-под стражи прямо в зале суда. Но как-либо компенсировать моральный ущерб за проведенные в тюрьмах годы, понятно, никто не собирался. Посему ему без копейки за душой пришлось возвращаться на родину — к пришедшему в упадок за время отсутствия хозяйству.

Что же касается Павла Чубинского, то по возвращении из ссылки он в кругу друзей наверняка не раз с юмором вспоминал о странностях архангельского правосудия, о северном духовенстве и чиновниках всерьёз и за казённые деньги боровшихся с бесами, колдовством и чародейством.

P.S. В дополнение — фото Марианны Бельшевой (Лукиной), на котором запечатлена пинежская деревня Труфанова, где полтора века назад «колдовал и чародействовал» Данила Житов.

______________________________________________________

Предыдущий пост - Письмо «дорогим камратам»

Просмотров: 31 | Добавил: Bannostrov | Теги: История края | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0