Вчера я пообещал рассказать о соседе по дому — корзинных дел мастере. А сегодня решил, не откладывая на будущее, сразу же это сделать.

Итак, в нашем дворе (Соломбала, ул. Валявкина, 39) жили два дяди Лёши. И оба — пенсионеры. Первый — Леонид Иванович Фролов, которого, конечно, правильнее было бы нам звать дядей Лёней. Второй имел отчество Маркович, а фамилию — Врачёв. А каким было его полное имя — Леонид и Алексей — даже не знаю. Так как все звали просто Марковичем.

Он были среднего роста, лысоват, в очках, дужки которых на затылке стягивались резинкой. Жену звали Паней, дочь, которая была на год меня старше, — Тамарой. Часть его сарая (дровяника) была переоборудована в мастерскую, а в ней — верстак, тиски, бочка и другие ёмкости для замочки древесины и ивовых веток, на полках — инструменты.

На речке Соломбалке стоял катер (или, как тогда говорили, моторка) Марковича, названный в честь дочери — «Тома». Тогда — в 1960-е годы (как и ранее) — катерам и лодкам было принято давать названия, а их регистрация с присвоением номерных обозначений (как у автомобилей) и налогообложением началась лишь в 1970-е.

Ежегодно сразу после весеннего наводнения Маркович отправлялся на «Томе» собирать оставшуюся на берегах реки Кузнечихи и на острове Шилове древесину (тогда делать особо не запрещали и за сбор не наказывали). Но не абы какую, а брёвна, по структуре пригодные для изготовления корзин. Специально изготовленными острыми крюками Маркович зацеплял их, и небольшой, состоявший из 5-6 стволов плот с помощью верёвки буксировал в Соломбалку к месту стоянки. А оттуда на тележке привозил во двор. И так несколько раз.

А затем — с середины мая до конца сентября — с утра до вечера трудился в мастерской. И почти каждый день под навесом возле мастерской появлялась новая корзина. А изделия Марковича были разными — от маленькой корзинки до большой двухручной.

Не знаю почему, Маркович к нам, соседским мальчишкам, относился прохладно. Наблюдать издали разрешал, но в мастерскую ход нам был закрыт, и я ни разу не переступил её порог. Даже в его отсутствие. Но на наши игры во дворе, шум и даже на мяч, случайно залетевший в мастерскую через всегда открытую двер , реагировал спокойно — шум не замечал, а мяч молча выкидывал. И снова за работу. Причём никогда не просил помочь, например, поднести бревно, что мы бы охотно сделали. Видимо, старался сохранить в тайне от нас секреты своего ремесла.

А оно, ремесло, приносило неплохой доход — раз или два в неделю его жена с несколькими корзинами в руках отправлялась на Соломбальский рынок, где изделия её мужа охотно раскупали. Иногда раскупали даже по пути к площади Терёхина, и тётя Паня уже через полчаса возвращалась домой с деньгами, по тому времени с приличными — корзины продавались по цене от двух рублей (самые маленькие) до пяти (большие двухручные). Порой Маркович изготавливал корзины по специальным заказам по ещё большей цене. Но нам, соседям по дому, корзины отдавал за половину их рыночной стоимости.

При этом (как полагаю, но утверждать не могу) никаких налогов с этих доходов Врачёвы не платили. Налоговой инспекции тогда не было и соответствующие обязанности исполнял инспектор районного финотдела. А что бы он заглядывал в наш двор, то подобного факта не припомню.

Кстати, вряд ли платили налоги и другие соломбальцы, которых нынче отнесли бы к категории самозанятых. А их было немало. Продавали же они свои поделки как дома, так и на рынке. Но не в торговых рядах, а располагались на входе — дабы не платить за место.

А там в зависимости от сезона можно было по весьма низким ценам купить и деревянные лопаты (большие и для детворы — маленькие), и сделанные из того же материала детские санки, и кисти, и щётки, и бумажные цветы, и рамки Деревянные и стеклянные) для портретов и фотографий, и мётлы-веники, и многое другое. Конечно же, и корзины моего соседа.

В феврале 1969-го я переехал с улицы Валявкина, и поэтому о последних годах жизни Марковича ничего сообщить не могу. Могу только сказать, что в году, видимо, 1976-ом или 1977-ом я, будучи в 7-ой поликлинике, невольно стал свидетелем следующего разговора. Одна сидевшая в очереди соломбалка спросила другую:

— Слышала, что Маркович умер?

— Да, жаль, кто теперь корзины делать будет...

Ответ был таким, так как мастера корзинных дел знала тогда почти вся Соломбала или, по крайней мере, всё её коренное население. И печаль по поводу его ухода удваивалась по той причине, что Маркович так и не передал никому секретов своего мастерства...

Предыдущий пост - От мастера-ломастера — до разряда