В предыдущем сообщении говорилось о том, как летом 1917 года вследствие угрозы реквизиции бань архангельский купец Макаров вынужден был удовлетворить требования забастовщиков. Однако тот факт, что слово «реквизиция» очень часто звучало в 1917-ом, вовсе не означает, что его произносили большевики. Хотя, возможно, кто-то так успел подумать, потому что этот термин у многих ассоциируется с периодами революции, Гражданской войны, рейдов продотрядов, раскулачиванием. В действительности же это понятие было знакомо нашим соотечественникам ещё до революции. Например, в «Словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка» (Павленков Ф., СПб., 1907) давалось следующее толкование: «Реквизиция - во время войны требование, предъявляемое военным начальством к местным властям о доставлении всего необходимого войску: в неприятельской стране — безвозмездно, в собственной — взамен квитанций, впоследствии оплачиваемых казначейством».

Прошло менее десяти лет со дня издания этого словаря и многие подданные царя-батюшки (в первую очередь - крестьяне) узнали, что такое реквизиция, уже не абстрактно, а, как говорится, на собственной шкуре. Ибо с началом Первой мировой войны начались реквизиции, в основном, лошадей и скота. Понятно, для нужд действующей армии. К сожалению, у меня под руками сейчас нет ранее сделанных выписок из архивных документов о масштабах реквизиций, проводившихся в 1916 году в северных уездах Вологодской губернии (ныне территория южных районов Архангельской области). Но зато имеется иные выписки. Например, 27 февраля 1916 года чиновник по крестьянским делам 2-го участка Онежского уезда (фамилия неразборчива) уведомлял губернатора Бибикова о следующем:

Население вообще не отказывается послужить родине, но оно может остаться без лошадей (последних рабочих) — а это равносильно прекращению полевых работ. Нам же предлагается реквизировать 1000 лошадей с этого участка... (ГААО, ф. 1, оп. 8, т. 1, д. 2686, л. 375)

Далее в рапорте говорилось, что «вскоре наступит полное падение сельского хозяйства, так как три четверти скота уничтожено». А почему было уничтожено, полагаю, понятно: крестьяне, не дожидаясь реквизиции, забивали скот.

Тем не менее архангельский губернатор был непреклонен: «Ваши возражения являются неприемлемыми». Так как уменьшив численность реквизируемого скота в Онежском уезде, он был бы вынужден увеличить разнарядку на другие. Поэтому вскоре получил из Онеги следующие количественные сведения о реквизированных лошадях: Ворзогорская волость — 160, Нименьгская — 179, Малошуйская — 166, Кушерецкая — 286, Калгачинская — 191. И большинство — 615 — с подводами.

Примерно тогда же на имя губернатора из Ковды (ныне Мурманская область) тамошний отчаявшийся житель прислал такую телеграмму: «Реквизируют у крестьян сено приходится убивать последнюю корову»(то же архивное дело, л. 378).

Когда же наступил 1917 год и произошла Февральская революция, в связи с продолжавшимся, точнее, обострявшимся продовольственным кризисом, нормированием продажи продуктов и введением на них карточек очередь узнать, что такое реквизиция, дошла и до прятавших продовольствие купцов. И публикации об изъятии у них товаров почти каждую неделю появлялись на страницах архангельских газет. Так, в июле 1917 года газета «Северное утро» в заметке «Воинственный мародёр» рассказала читателям, как происходила реквизиция муки у Торгового Дома братьев Вальневых — владельцев лесозавода, пароходства, пристани в Архангельске и торговых заведений:

По распоряжению Архангельского губернского продовольственного комитета должна была быть произведена реквизиция в селе Емецке Холмогорского уезда у фирмы Братьев Вальневых. Дело было поручено Емецкому продовольственному комитету. Когда же реквизиционная комиссия приступила к производству реквизиции, выяснилось, что ключи от кладовой бесследно исчезли. Ввиду этого комиссия распорядилась сбить замки.

В то самое время, когда было приступлено к сбитию запоров, появился один из владельцев фирмы Братья Вальневы — Александр Михайлович Вальнев. Увидев сшибающую его замки реквизиционную комиссию, воинственный мародер крикнул:

— Это что такое? Денной грабеж!

И ударил по лицу председателя Емецкого продовольственного комитета Гр. И. Подшивалова.

Не удовлетворившись этим, А.М. Вальнев позвал своих матросов и при помощи их воспрепятствовал реквизиции. Реквизицию, уступая насилию припрятавшего продовольственные продукты хищника, пришлось остановить.

Обо всем случившемся Емецкий продовольственный комитет немедленно телеграфировал в Архангельск губернскому продовольственному комитету, прося его оказать содействие.

Архангельский губернский продовольственный комитет, войдя в сношение по этому вопросу с главноначальствующим, получил от него воинский наряд, в сопровождении которого командировал в село Емецк секретаря продовольственного комитета Д.Я. Пейсина.

Вооруженной силе, представленной пятью солдатами, А.М. Вальнев уступил и Д.Я. Пейсин реквизировал в кладовой Торгового Дома Братьев Вальневых около 1200 пудов муки. Губернская продовольственная управа препроводила протокол обо всем "гражданском тражении" господину прокурору с просьбой привлечь А.М. Вальнева к ответственности за противодействие установленной Правительством власти и нанесении оскорбления должностному лицу при исполнении им служебных обязанностей, что влечет за собой заключение в тюрьме с лишением прав.

Кроме того, Д.Я. Пейсин предъявил Торговому Дому Братьев Вальневых иск в сумме 100 рублей за убыток, причиненный губернскому продовольственному комитету поездкой из Архангельска в село Емецк своеобразной «карательной экспедиции».

Кстати, летом 1917-го реквизировали не только продовольствие, но и жилую площадь, которую архангельские Швондеры — члены городской управы (мэрии) считали излишней, а её хозяев «уплотняли», то есть подселяли в квартиры жильцов. Но делали это избирательно — в дома городского головы Гувелякена, высокопоставленных чиновников и богатеев с подобным намерением, конечно, не заглядывали. Как раз об этом и сообщала та же газета в следующей заметке:

Архангельск переживает квартирный голод. При этом наблюдается странное обстоятельство: при обходе квартир для осмотра на предмет реквизиции их, члены городской управы тщательно стараются не замечать дома сильных мира сего — господ Гувелякена, Кривоногова и пр. и пр. Спрашивается, почему? Ведь именно в таких-то домах скорее всего можно найти помещение и притом хорошее.

Поскольку выше упоминается секретарь губернского продовольственного комитета Д.Я. Пейсин, то немного сообщу о нем:

Давид Яковлевич Пейсин, 1890 г. р., уроженец Архангельска, с 1906 г. состоял в Российской Социал-Демократической Рабочей партии, не примыкая к тому или иному из ее течений; затем вошел в образовавшуюся в Архангельске организацию Всеобщего Еврейского Рабочего Союза «Бунд». До Первой мировой войны был студентом юридического факультета Петроградского университета; окончил университет в 1915 году, был до Февральской революции частным поверенным при Архангельском Окружном Суде. 11 марта 1917 года был избран секретарем губернского продовольственного комитета, эту должность занимал до избрания его 17 сентября 1917 года начальником Архангельской городской милиции. В период интервенции в 1919 году по списку «социалистического» блока был избран в Архангельскую городскую Думу. После восстановления в Архангельске в феврале 1920-го Советской власти в его биографии - пробел (ничего пока неизвестно). Но известно, что Д.Я. Пейсин значится в списке умерших в период блокады Ленинграда.

В заключение — ещё один штрих, дополняющий картину политической жизни России лета 1917 года. Точнее, не штрих, а воспроизведение газетных публикаций тех июльских дней, сообщавших об арестах большевиков, о поисках Ленина (опять же с целью ареста) и закрытии большевистских газет «Правда» и «Окопная Правда»:

Предыдущий пост - Банный кризис июля 1917-го