Вступление смотри -  http://www.loshchilov.su/blog/zapiski_sudebnogo_sledovatelja/2015-02-20-547

В 1907 г. я был назначен судебным приставом Петербургского окружного суда в г. Кронштадт и здесь видел о. Иоанна много раз и бывал у него по делам службы. Первый визит мой к о. Иоанну был в июле того же 1907 г. по поводу охранительной описи имущества умершей почитательницы батюшки Александры Максимовны Лебедевой. Лебедева имела в Саратове большую мануфактурную торговлю, лет тридцать тому назад уехала в Кронштадт в богомолье и здесь благодаря уговорам разных лиц, ловивших в свои сети богатых богомольцев, осталась до смерти, продав свои магазины в Саратове и рассорившись со своей семьей, доказывавшей ей, что ее оберут и оставят нищей.

Как передавали мне некоторые старожилы Кронштадта, близко знавшие Лебедеву, в том числе старший дворник о. Иоанна Михей Николаевич Николаев и председатель распорядительного комитете, учрежденного о. Иоанном дома трудолюбия Павел Петрович Шауман, - Лебедева привезла в Кронштадт несколько сот тысяч рублей, вырученных от продажи торговли и имущества и довольно много бриллиантов и разных драгоценностей. Немедленно же Лебедева передала о. Иоанну на благотворительные дела крупную сумму, и ей была предоставлен бесплатно квартира в церковном доме Андреевского собора. Квартира эта состояла из трех комнат в первом этаже и двух в подвальном. В этой квартире Лебедева прожила до самой смерти, посещая Андреевский собор, навещая батюшку и принимая его у себя. Вместе с тем она продолжала жертвовать крупные суммы, которые иногда вручала непосредственно батюшке, но большую часть которых передавала через разных приближенных к батюшке лиц, - через псаломщика Ивана Павловича Киселева и других, которые постоянно старались увлекать ее разными рассказами на религиозные темы, об исцелении больных по молитвам батюшки и других чудесах. От таких щедрых пожертвований, получаемых от Лебедевой и других, подобных ей, некоторые из навещавших ее, имевших доступ к о. Иоанну лиц разбогатели на сотни тысяч, а Лебедева, раздав все деньги и бриллианты, осталась совершенно без средств, как и предсказывали ей ее родные. Убедившись, что средства этой богомолки совершенно иссякли, мнимые друзья ее перестали ее беспокоить и только батюшка изредка навещал ее. В последнее время Лебедева настолько обеднела, что не имела средств даже на необходимую пищу, и батюшка часто присылал ей по несколько рублей. Когда она умерла и ее хоронили на средства Андреевского попечительства, батюшка находился в продолжительной отлучке.

Мне пришлось описывать в охранительном порядке имущество ее, которого было немного, и представляло оно весьма небольшую ценность, так как в большинстве состояло из вышедшей из моды одежды, белья, мебели, причем одежда и белье совершенно истлели от долговременного хранения их в сундуках в сыром подвальном помещении. Между вещами покойной найдены были бывшие в употреблении при богослужениях дароносица и два воздуха, поручи и другие части облачения священника, а также несколько штук шелковых носовых платков, бывших в употреблении и не вымытых. с метками о. Иоанна, и две пары его же носков, также бывших в носке и немытых. Эти вещи, по объяснению Шаумана и старшего дворника дома трудолюбия Захарова, оставлены о Иоанном у Лебедевой в разное время, так как она при каждом посещении ее батюшкой просила остаивать что-нибудь из его вещей, к которым она относилась с благоговением, причем носовые платки и носки не позволяла стирать прислуге.

Так как церковные предметы, употреблявшиеся уже при богослужениях, я не нашел возможным подвергать описи, то и решил передать их о. Иоанну как настоятелю собора, вместе с носовыми платками и носками. Для этого я и отправился к батюшке вместе с Шауманом и Захаровым. Батюшка к тому времени уже вернулся из поездки, принял меня ласково, поручил прислуге принять принесенные вещи и благодарил за доставление их.

В это время хроническая болезнь батюшки приняла уже тяжелую форму, но еще не приковала его к постели и позволяла служить и изредка отлучаться из Кронштадта...

Я нахожу сначала необходимым перечислить некоторых из тех лиц, которые так или иначе близко стояли к батюшке или бывали у него по разным делам.

Прежде всего остановлюсь на личности прислуги "Жени", первой приближенной отца Иоанна. Это - полуграмотная крестьянка Новгородской губ., девица Евгения Герасимовна Герасимова, 47 лет, служившая у батюшки долгое время кухаркой и пользовавшаяся его доверием до такой степени, что только она во всякое время имела доступ в комнаты батюшки, занимаемые им отдельно в общей с матушкой квартире. От нее зависело допустить к батюшке не только кого-либо из посторонних, но даже и домашних. В комнатах батюшки она распоряжалась решительно всем, а когда он отлучался, - ключи от комнат хранила у себя, и если матушка или ее приживалка имели надобность войти в комнаты, то Женя заявляла, что колючи у батюшки. Прислуга эта получала от матушки жалованье по 8-ими рублей в месяц, о том же, сколько платил ей батюшка, никому неизвестно., как неизвестно и то, какие вообще имела денежные и другие подарки от батюшки и допускаемых ею к нему посетителей. В Кронштадте считали Женю очень богатой и, как передавал мне старший дворник Михей Николаев и другие, по выезде ее после смерти батюшки в Петроград сберегательная касса при Кронштадтской таможне перевела на ее имя в банк 28 тысяч рублей.

Вторым из приближенных отца Иоанна был служащий указателем в кронштадтском порту крестьянин Ярославской губ. Василий Абрамович Корнев, большой приятель Жени, исполнявший некоторые поручения батюшки около 25 лет, но главной обязанностью его была ежедневная раздача бедным денег, вручавшихся ему батюшкой каждый раз в сумме 100-200 руб. За получением денег он ежедневно являлся к батюшке и, по выходу от него, раздавал деньги бедным, собиравшимся к этому времени в соседней Андреевской и других, прилегавших к ней, улицах. Бедные эти преимущественно были женщины, среди которых было много богомолок, и размер подаяния часто зависел от возраста получающей, так что получали больше те из женщин, которые были по моложе и поблагообразнее.

Секретаршей у батюшки была около семи лет дочь подполковника девица Вера Ивановна Перцова, 27 лет, приходившая для занятий ежедневно и часто сопровождавшая батюшку в его поездках в Петербург, на Валаам и в другие места. После смерти батюшки Перцова имела желание пристроиться в Иоанновском монастыре, но игуменьей Ангелиной принята не была. (Говорят, что эти лица скопили солидные капиталы)

В комнаты батюшки имела также доступ Наталья Ивановна Поваляева, девица средних лет, бывшая около 10 лет приживалкой у матушки, Елизаветы Константиновны.

Казначеем у отца Иоанна долгое время был флотский офицер Костин, а по смерти его, обязанности казначея исполнял Иван Васильевич Фиделин, родной племянник батюшки по сестре последнего, Анне Фиделиной. Как Костин, так и Фиделин имели от батюшки доверенность на получение с почты денег и, получая их ежедневно довольно большими суммами, приносили батюшке, который, доверяя им, никогда не проверял, все ли деньги передаются ему. Вообще никакой отчетности о деньгах никогда не велось.

Духовником батюшки был о. Оржановский, женатый на его племяннице.

Кроме этих лиц, часто приезжал к батюшке из Ораниенбаума известный деятель секты иоаннитов - архангел Михаил, как называют его иоанниты. Это бывший петербургский торговец Михаил Иванов Петров, давно бросивший свою семью и сделавшийся главным сотрудником девицы Матрены Ивановны Киселевой, прозванной иоаннитами богородицей Порфирией, умершей лет 10 тому назад. Михаил Петров привозил о. Иоанну деньги, жертвуемые иоаннитами богородицей, и вообще был каким-то посредником между батюшкой и иоаннитами; благодаря же частому посещению батюшки, пользовался у главарей этой секты большим уважением. Михаил Петров и Порфирия стояли во главе секты иоаннитов, но незадолго до кончины батюшки к этим главарям стали присоединяться и другие лица, и некоторые из них старались работать тайком от остальных. Они обирали деньги с поступавших в секту, преимущественно богатых, и деньги эти оставляли у себя, не делясь с компаньонами. К числу таких лиц, как мне рассказывали,  принадлежали: бывшая кухарка Марфа Дрыгина, именовавшаяся сначала "мироносицей", а впоследствии казначей "богородицей"; бывший кучер Иван Варламов, именовавший себя впоследствии о. Иоанном; письмоносец, а впоследствии казначей секты. крестьянин Иван Бычек; бывший послушник Михаил Голубков, называвший себя архистратигом Михаилом, и бывшая горничная в Петербурге Екатирина Каргачева, переселившаяся в Кронштадт и открывшая там "мастерскую цветов". В Кронштадте ее называли "Катькой Белой", а иоанниты именовали ее "богородицей". Катька Белая имела в Кронштадте довольно большую квартиру, устроенную наподобие странноприемного дома, в котором приезжали богомольцы из разных концов России. Она бывала у о. Иоанна и даже имела фотографическую карточку, на которой снята вместе с батюшкой. Карточка эта впоследствии отобрана от Катьки судебными влатями. Главным руководителем этой группы был недавно умерший старик Назарий Дмитриев, вокруг которого начала образовываться секта иоаннитов-хлыстов.

Еще приезжали иногда к батюшке епископ Владимир, графиня София Сергеевна Игнатьева и игуменья Иоанновского монастыря Ангелина. Покойный муж игуменьи Ангелины был в Петербурге ремесленником. Она овдовела лет 20 тому назад и, по совету о. Иоанна, поселилась в качестве послушницы в Сурском подворье, которым в то время заведовала монахиня Порфирия, ныне игуменья Сурского монастыря .(Примеч. -см. http://www.loshchilov.su/index/bunt_monakhin/0-110   )

Игуменья Порфирия

В Сурском подворье монахиня Ангелина находилась до постройки о. Иоанном Иоанновского монастыря, в который и была назначена игуменьей. Игуменья Ангелина, в мире Анна, довольно представительная, еще не старая особа, от природы весьма разумная, самостоятельная, энергичная и предприимчивая. Говорят, что она из привилегированного сословия и воспитывалась в гимназии, но хорошо знающий ее Михей Николаев и другие утверждают, что она не получил никакого образования, а приличные манеры и некоторую полировку приобрела благодаря частому соприкосновению с интеллигентными лицами, будучи довольно богата, так как муж ее, имевший заведение для уничтожения тараканов, зарабатывал довольно крупные деньги.

Из церковного причта кронштадтского Андреевского собора ближе всех к батюшке был псаломщик Иван Павлович Киселев; к соборным священникам Александру Попову, Павлу Виноградскому и диакону Димитрию Каменоградскому батюшка не был особенно расположен. Псаломщик же Киселев умел угождать батюшке и очень скоро достиг того, что без него батюшка не исполнил ни одной требы, не делал ни одной поездки по приглашениям своих почитателей. Киселев из крестьян Тверской губ. и состоял при батюшке лет 25. До этого он служил в Царском Селе в трактире половым, так называемым "шестеркой", затем поселился в Кронштадте, поступил певчим в Андреевский церковный хор и, понравившись отцу Иоанну, был назначен псаломщиком. Это совпало с тем временем, когда о. Иоанн стал известен всей России и к нему начали приезжать многочисленные почитатели его, стали поступать большие суммы, доходившие ежедневно до нескольких тысяч рублей, и с этого же времени отца Иоанна стали приглашать для молитвы не только в Кронштадте, но и в другие города. Киселев сопровождал батюшку и в Ливадию во время болезни, как мне передавали, императора Александра III. От приглашавших для молитвы лиц Киселев получал особую, часто довольно крупную плату, и впоследствии установился такой порядок, что для того, чтобы пригласить батюшку в дом отслужить молебен, необходимо было предварительно заручиться согласием Киселева. Облегчение к этому Киселев находил в том, что в квартиру батюшки никто без особой протекции не допускался и за исполнением этого строго следили все, начиная с дворников и кончая приживалкой матушки, а в особенности прислугой Женей. Некоторые, очень ценные, подношения о. Иоанну также приходили через руки псаломщика Киселева, передававшего из батюшке. Вскоре после смерти батюшки Киселев купил в Кронштадте на Песочной улице дом, заплатив за него около 200 тысяч рублей, всё же его состояние, как утверждают его знакомые, оставляет около полумиллиона рублей.

Я много раз встречался с Киселевым по разным делам. Это весьма энергичный, предприимчивый и ловкий человек и, благодаря этим качествам, хотя он и не получил не только специального богословского, но и вообще никакого образования, тем не менее успел сделать карьеру, какую едва ли когда-либо делал кто из половых-шестерок. Вскоре после смерти о. Иоанна псаломщик Киселев был рукоположен в диакона, а через три дня в священники, опередив таким образом диакона Дмитрия Каменоградского, прослужившего диаконом 13 лет и рукоположенного в священника уже после Киселева. Священник Киселев был назначен в Архангельскую губ., затем вскоре оставил место служения и поселился в Петербурге.

Старший дворник Михей Николаевич Николаев прослужил в этой должности при отце Иоанне более 20 лет. Мне много раз приходилось говорить с ним по разным делам, и он почти безотлучно находился при описи мною имущества батюшки. Это весьма разумный от природы человек, довольно грамотный, прямой, бескорыстный и в высшей степени наблюдательный, вследствие чего от его глаз не укрылось ничего из происходящего в церковном дворе. и ему были известны все плутни некоторых приближенных о. Иоанна. Батюшка любил его и постоянно давал ему разные мелкие поручения, а потому Николаев по несколько раз в день бывал в комнатах батюшки. Зато не любили его соборные священники и диаконы. в особенности же ключарь о. Александр Попов, и вскоре после смерти батюшки, по требованию нового настоятеля собора, того же Александра Попова Николаев должен был оставить службу, не скопив, как все остальные, никакого капитала. Вот и все лица, о которых я счел необходимым сказать несколько слов в виду того, что о некоторых из них придется не раз упоминать в записках.

К концу 1908 г. болезнь о. Иоанна приняла уже настолько тяжелую форму, что он редко служил в соборе и большую часть времени проводил в постели. 19 декабря 1908 г. батюшке сделалось особенно худо. В этот день доктор Сухов приезжал несколько раз, констатировал весьма тяжелое положение больного и, приказав не беспокоить его, уехал. Несмотря на такое распоряжение Сухова, приближенные о. Иоанна почему-то нашли нужным повезти больного кататься. Из родных больного в этот момент в доме никого не было, исключая матушки, которая в этом совещании участия не принимала, как не принимала такового ни в чем по причинам болезненного состояния, вызванного дряхлостью. День был морозный, ветреный. Ездили на колесах, так как снегу не было. Во втором часу дня больного одели и вынесли из дома на руках: Михаил Петров (архангел Михаил), Женя, почитательница архангела, богомолка Наталья и дворник Михей Николаев усадили в коляску извозчика Павла, постоянно возившего батюшку, и одного отпустили кататься. Батюшка все время стонал и почти не сознавал, что с ним делают. Был настолько болен и бессилен, что сидел в коляске в полулежачем положении. Извозчик Павел по своему усмотрению возил больного за город версты за три, а затем по городу. Это катанье продолжалось более часу, и Павел привез батюшку домой сильно озябшего и простуженного. Так как Павел сидел на козлах, а больной в коляске один, и некому было запахивать его шубу, поминутно раскрываемую ветром, то, понятно, ветром его сильно продувало во все время катанья. Было около трех часов пополудни, когда дворник Николаев с другими снял батюшку с коляски и перенес в дом, причем батюшка стонал, но совершенно не мог говорить и, по-видимому, был без сознания. Позвали доктора Сухова, который стал порицать действия лиц, придумавших такое странное катанье, но больному не мог уже помочь. Вскоре приехала игуменья Ангелина и привезла Петербургского нотариуса Г.... для совершения духовного завщания. Были приглашены священники Александр Попов, Павел Виноградский и другие лица, в присутствии которых и составлено было завещание.

Я не присутствовал при составлении духовного завещания и потому не могу утверждать, так ли всё происходило, как передавали мне некоторые из находившихся при этом лиц, а также лица, до которых дошли эти слухи. Я не знаю сущности показаний этих лиц у судебного следователя по особо важным делам, производившего следствие о подложном совершении этого завещания, но когда следствие было уже прекращено, то мне не раз приходилось при разных встречах говорить на эту тему с некоторыми свидетелями происходившего тогда, и в частной беседе с лицом посторонним они уже не стеснялись рассказывать всё так, как происходило в действительности, руководствуясь теми соображениями, что следствие уже прекращено. Говорили же об этом: пристав Аксенов, Николай Николаевич Шемякин, женатый на родной племяннице батюшки Руфине Григорьевне Цветковой, протоиерей Александр Попов, диакон Димитрий Каменоградский, псаломщик Киселев, регент Андреевского собора Космадель, дворник Николаев, кронштадтский нотариус Павлов, Павел Петрович Шауман, дворник дома трудолюбия Захаров и другие лица. Подобные рассказы названных лиц сводятся к следующему: пред составлением проекта, как нотариус, так и игуменья Ангелина предлагали больному вопросы о том, кому и какое имущество он желает завещать. Если принять во внимание, что батюшка давно уже страдал довольно сильной глухотой и, разговаривая с ним, необходимо было кричать ему в самое ухо: что за несколько времени до этого он почти совсем потерял зрение; что в это время он был настолько болен, что не мог ни пошевельнуться, ни промолвить ни слова и, вероятнее всего, был в бессознательном состоянии, а также и то, что он скончался на другой день утром, то есть через 10 часов после совершения завещания, - то станет ясно, что батюшка не слышал обращенных к нему вопросов и вообще не понимал ни одного слова на предложенные вопроы. А между тем закон требует, чтобы завещатель в момент совершения такого акта был в здравом уме и твердой памяти; чтобы на словах или письменно при свидетелях изложил нотариусу последнюю свою волю; чтобы нотариус, составил со слов завещателя проект, прочитал его завещателю, который должен одобрить этот проект; чтобы проект был внесен в актовую книгу, из которой вновь должен быть прочитан завещателю и подписан им, а при невозможности сего - тем лицом, которое будет уполномочено на это завещателем тут же, при свидетелях, словесной, совершенно ясной просьбой. Но если рассказы указанных лиц выше лиц верны, то эти требования закона не были соблюдены. Да и невозможно было соблюсти их в виду такого состояния завещателя, а следовательно и самого завещания совершить было невозможно.

Далее, будто бы, происходило следующее: игуменья Ангелина предлагала вопросы в такой форме, что больной желает завещать всё без исключения имущество и капиталы в пользу Иоанновского монастыря, а затем, обращаясь к присутствующим, указывала им, что будто бы больной в знак согласия на такое завещание утвердительно кивает головой. Хотя присутствующие и в особенности о. Александр Попов не соглашались с таким мнением игуменьи, утверждая, что батюшка не только не делает никаких утвердительных знаков, но даже находится без сознания, тем не менее нотариус нашел возможным согласиться с мнением игуменьи и убедился в том, что завещатель находится в здравом уме и твердой памяти и по своей воле всё имущество завещает монастырю.

Само собою разумеется, что по изготовлении проекта завещания и по прочтении его, опять была разыграна та же комедия об одобрительном кивании головой и прочее. То же самое, конечно, проделалось и по вторичному прочтению завещания и внесении его в актовую книгу. Но самое трудное дело заключалось в том, чтобы о. Иоанн подписал завещание или уполномочил на это другое лицо. Однако как игуменья, так и нотариус сумели выйти и из этого весьма затруднительного положения. По словам рассказчиков, лежащему о. Иоанну была поднеена крепостная книга, которую поддерживал нотариус, игуменья же обмакнула в чернила перо, вложила его в руку умирающего и приложила к акту руку батюшки с пером, а затем отняла свою руку. Тотчас рука батюшки соскользнула с книги на одеяло, а перо оставило на акте чернильное пятно. Тогда игуменья Ангелина заявила, что батюшка очень слаб и не может учинить подпись, а нотариус объяснил, что по проьбе батюшки может расписаться кто-либо из присутствующих. Находившаяся тут же Вера Перцова сама вызвалась расписаться за батюшку и даже настаивала на том основании, что она, как секретарша батюшки, имеет на это право. Тут опять было признано, что батюшка изъявляет на это согласие кивком головы, и Перцова расписалась за батюшку. Таким образом при подписании завещания получился дефект, запрещаемый 1036 ст. I ч. X т и 113 ст. Полож. о Нотар. части.

Продолжение см. - http://www.loshchilov.su/index/vitovich_ob_ioanne_kronshtadtskom_prodolzhenie/0-353