Ранее в сообщении Банный спор я рассказывал о конфликте 1857 года между семействами Макаровых (ещё не ставшего купеческим) и Селезнёвых (уже купеческим). И те, и другие жили в конце Первого проспекта (ныне улицы Терёхина). Но до лета 1847 года Парфентий (Парфён) Макарович Макаров с женой Ксенией Васильевной и детьми (на тот момент 17-летним Ефимом и 6-летней Еленой) проживали в другом доме — на Назарьевой (впоследствии Георгия Иванова) улице. Дом был большим — двухэтажным, с торговой лавкой, имевшей отдельный вход. А на дворовом участке кроме бани имелись флигель, сарай-дровяник и коровник.

Флигель сдавался, и в 1844-1846 годах в нём проживал поручик 8-го рабочего экипажа Турахин - человек одинокий и весьма состоятельный, причём настолько, что, пользуясь современным термином, его можно было назвать спонсором семейства Макаровых. Так как постоянно давал Парфёну Макарову деньги в долг, делился выдаваемой ему на службе пайковой мукой и при этом исправно платил ему же, Макарову, за съём жилья — например, за семь месяцев 1845 года — 77 рублей серебром (весьма большую по тому времени сумму).

И вдруг в конце 1846 года ничем не болевший Турахин скоропостижно умирает. Товарищи по службе его хоронят, а о том, остались ли во флигеле его вещи и деньги, даже и не интересуются — у холостяка наследников не было и имущество некому было передать. Но когда на службе стали разбирать оставшиеся после него бумаги, среди них нашли сшитые листки, озаглавленные так: «Счет долга на архангельского мещанина Парфена Макарова». В нём были такие записи:

На 1-е февраля осталось долгу за Парфеном Макаровым 309 рублей 72 копейки.
Марта 24-го еще дал ему 100 рублей.
Июня 20-го еще дал 50 рублей 50 копеек.
Дал ему еще на шторы 17 рублей 50 копеек.
Дал ему муки в первый раз 30 фунтов по 3½ за фунт на 1 рубль 5 копеек, второй раз 45 фунтов по 3½ за фунт на 1 рубль 57 копеек.
Сентября 8-го дал ему 210 рублей и дал: муки 6 пудов на 10 рублей 50 копеек и рукавицы кожаные — 70 копеек.
Октября 21-го дал 87 рублей 50 копеек.
Ноября 27-го дал ему 42 рубля.
Всего 831 рубль 40 копеек.
Заплатил Парфену Макарову за квартиру с 1-го июня 1845 года по 1 января 1846 года 77 рублей.

Далее шли записи о взятых из лавки Макарова товарах. Так, 6 августа Турахин взял дюжину пуговиц на 52, два лимона на 30 и фунт изюму на 70 копеек. А 6 ноября колоду карт на 52½ копейки и валенки на 2 рубля 50 копеек (то есть по весьма завышенной цене — и так за все товары). Изредка Парфён Макаров отдавал взятые в долг деньги, но понемногу.

На 1 января 1846 года Турахин скрупулёзно — с точность до полушки (полкопейки) - подвёл баланс: Макаров оставался его должником — 409 рублей 38½ копейки. И под этой суммой имелась расписка:

1846 года января 1-го числа остаются за мною оные деньги, кои обязуюсь поручику Турахину уплатить. Архангельский мещанин Парфен Макаров, а за неумением его грамоте и приказанием подписался сын Ефим Макаров.

А 24 января 1846 года — новая запись: «Дал в долг хозяину 122 рубля 50 копеек». Затем ещё 87 рублей 50 копеек, потом — 35 рублей... Таким образом, долг Макарова вновь рос и рос. Видимо, ему не хватало оборотных средств, или эти деньги шли на строительство нового дома (и рядом с ним торговых бань) в конце Первого проспекта. Благо что, спонсор был сговорчивым и терпеливым - деньги давал по первой просьбе, о процентах не заикался и срок возврата денег не устанавливал. И к тому же ни устно, ни письменно не оговаривал, кому и когда отдать долг в случае внезапной кончины.

Не собираюсь утверждать, что смерть поручика произошла по неестественной причине, но его уход в мир иной вряд ли опечалил Макаровых — как-никак сумма долга к концу 1846 года достигла почти тысячи рублей. Наверняка их тревожил лишь один факт — во флигеле не нашли счёт с долговыми расписками. Тот самый, что случайно был обнаружен на службе.

Когда же о находке сообщили командиру 8-го рабочего экипажа полковнику Черкасову, тот 21 января 1847 года обратился к полицмейстеру Соломбалы майору Вальховскому:

По смерти вверенного мне экипажа поручика Турахина найденный при описи оставшегося имущества счет долга на архангельского мещанина Парфентия Макарова в подлиннике при сем в Соломбальскую Полицию препровождаю и прошу спросить мещанина Макарова, действительно ли он остался должным умершему поручику Турахину, и когда будет приступлено к спросу, истребовать от экипажа депутата.

Здесь следует сказать, что у полковника Черкасова никакой личной заинтересованности в возврате долга, конечно, не было, а был, напротив, интерес общественного свойства, так как в ту пору в военном Соломбальском селении существовала следующая практика: движимое и недвижимое имущество умерших, не имевших наследников, продавалось на аукционе, а вырученные средства, как и оставшиеся после смерти деньги, делились поровну — одна половина шла на содержание местной богадельни (дома престарелых), другая — на выплаты детям-сиротам. Причём указанной в счёте суммы долга могло бы хватить на годичное содержание и тех, и других.

Прошло три месяца, но ответа не последовало. Поэтому 16 апреля Черкасов вновь обратился к Вальховскому:

На посланное в Соломбальскую Полицию 21-го числа января за № 88 отношение по предмету долга архангельского мещанина Парфентия Макарова умершему поручику Турахину не имею по сие время никакого ответа. О чем напоминаю.

О характере взаимоотношений полицмейстера и Парфёна Макарова, не имея фактов, что-либо определённое сказать не могу, но ясно одно: первый по ему одному известной причине не спешил узнать истину. Когда же тянуть с ответом дальше было нельзя, Вальховский, не предупредив Черкасова, а значит, без присланного из экипажа депутата (то есть сослуживца Турахина), опросил Парфёна и Ефима Макаровых. А те, что неудивительно, заявили, что ни копейки не были должны покойному и в долг у того никогда не занимали. И что расписки сделаны не рукой младшего Макарова.

Об этом 23 апреля был письменно извещён Черкасов, который ничего более предпринимать не стал — графологическая экспертиза тогда не проводилась, а как-либо иначе доказать задолженность Макаровых было невозможно. Да и у командира экипажа хватало других забот. Хотя, наверное, ему было жаль, что деньги покойного не достались престарелым и сиротам, но ничего не поделаешь — таковы реалии жизни...

Тем временем Парфён Макаров спешно продал дом на Назарьевой улице — за 200 рублей серебром жене мещанина Ивана Юрлова Авдотье. И летом с семейством перебрался в ещё недостроенный новый, который (как и торговые бани при нём) вскоре был оформлен на молодую жену Ефима — Акилину (Акулину) Алексеевну.

В заключение этой истории замечу, что о нечестных, мягко говоря, способах накопления первоначального капитала сказано немало. Как и о том, как впоследствии, замаливая грехи, его накопители демонстрировали показную благотворительность. Свойственно ли было сказанное купеческому семейству Макаровых, не имея убедительных фактов, судить не могу. Предоставляю это право другим...

В дополнение к сказанному привожу ещё одну историю, ранее мной сообщённую, но сегодня уместную и стоящую того, чтобы её повторить. А произошла она в 1875 году, то есть тогда, когда Соломбала уже почти полтора десятка лет являлась частью Архангельска, а пониженная в статусе Соломбальская полиция столько же времени была лишь 3-й полицейской частью города.

18 февраля упомянутого года дежурный помощник пристава 3-й полицейской части Владимир Дубровский составил протокол, где говорилось:

Сего числа, явясь в управление части, матрос флотской роты Андрей Подойницын заявил: в 6 часов вечера шел он Первому проспекту и против Саженой улицы встретил собаку черной масти, которая бросилась к нему на грудь и сшибла с ног, затем ухватилась за полу шинели и разорвала ее в нескольких местах. При нападении он получил сильный испуг, от которого чувствует себя больным и после освидетельствования вызванным в управление части врачом Сериковым отправлен на излечение в лазарет. По показаниям Алексея Корякина, шедшего впереди Подойницына, собака принадлежит живущему на этом же проспекте Ефиму Парфентьеву Макарову...

Здесь вновь напоминаю, что упомянутый проспект, попеременно носивший разные названия — Первый, Мартыновский, Преображенский, — это нынешняя улица Терехина, недалеко от конца которой стоял дом Макаровых. По этому проспекту и носился, подобно собаке Баскервилей наводя ужас на соседей и прихожан кладбищенской церкви, его огромный чёрного окраса зверь. Поэтому жалобы поступали и раньше, но полиция предпочитала не ссориться с состоятельным соломбальцем. Но на этот раз он всё же был приглашен в полицейскую часть.

Там уже был ротный командир Подойницына — капитан Воеводский, которому Ефим Макаров пообещал возместить стоимость порванной шинели. И при этом оставил расписку: «Принадлежащую мне собаку я обязуюсь держать на привязи при доме или иметь ее в наморднике».

Однако свое слово не сдержал — после недельного перерыва пёс вновь был замечен на проспекте и соседних улицах. Потому нового нападения ждать долго не пришлось — уже 26-го числа того же месяца был составлен новый протокол:

В 8 часов вечера состоящий по резервному флоту подпоручик Михаил Клопотов словесно заявил, что на него, шедшего по Бурдуковой улице, сзади наскочила собака, принадлежащая Ефиму Макарову, так что он упал. Собака, разодрав на нем брюки, полностью оторвала правую штанину. Прохожие смогли палками отогнать ее, тащившую Клопотова за левую штанину по снегу...

Пострадавший тут же был отправлен в военный госпиталь, а утром следующего дня Макарова вновь пригласили в полицейскую часть, где его пожурил Александр Дмитриев — другой помощник пристава. Как результат — появление новой расписки аналогичного содержания.

Судя по хранящемуся в областном архиве журналу происшествий 3-й полицейской части за 1876 год, точнее, по отсутствию в нем новых жалоб на Макарова, можно полагать, что на этот раз он всё же выполнил обещание. Впрочем, отставному подпоручику Клопотову от этого легче не стало. Скорее, наоборот — так и не оправившись, он в мае того же года скончался на госпитальной койке. Когда же его тело как раз мимо дома Макарова несли на Соломбальское кладбище, из-за забора похоронную процессию наверняка облаяла виновница его преждевременной смерти — местная «собака Баскервилей»...

Предыдущий пост - Гусар-полицмейстер