Просматривая дореволюционные газеты (как местные, так и столичные), я не мог не обратить внимание на обилие сообщений о самоубийствах. И это несколько удивляло, так как кое-кто утверждал и утверждает, что население царской России было за редчайшим исключением почти поголовно набожным. Следовательно, число случаев суицида (страшного церковного греха) должно было стремиться к нулю. Однако газеты регулярно информировали о совсем иной тенденции.

Так, в феврале-марте 1911 года по Архангельску прокатилась волна самоубийств, причём стрелялись в основном полицейские чины. Правда, попытка покончить с жизнью одного из них оказалась неудачной. Именно это обстоятельство и позволило репортеру газеты «Архангельск» узнать от самого стрелявшегося, что толкнуло его на этот шаг. А назавтра об этом узнали и читатели газеты, ознакомившиеся со следующей репортерской заметкой:

«Поздно вечером 7 февраля в больницу был доставлен с опасной для жизни огнестрельной раной унтер-офицер 1-ой части Архангельской городской полиции Алексей Попов. По его объявлению, проживая в помещении управления части, он был доведен до изнурения непосильным трудом в виде даваемых в очередь и не в очередь поручений. Эта причина, а также грубое и дерзкое обращение с ним старшего унтер-офицера, которое он не мог перенести, были поводом к намерению лишить себя жизни. Вечером в своем помещении он из казенного револьвера произвел себе в грудь выстрел, пуля прошла навылет и застряла в складках мягкой рубашки».

Спустя месяц та же газета сообщила еще об одном случае суицида — на этот раз покушавшийся на свою жизнь достиг цели:

«Вчера, 11 марта, между 8 и 9 часами утра выстрелом из револьвера покончил жизнь начальник Архангельского сыскного отделения И. С. Раскатов, исправлявший в одно и то же время должность пристава 1-ой части. Покойный оставил на столе письмо, которое до прибытия судебной власти пока еще не вскрыто».

Через три дня в газете появилась заметка об очередном самоубийстве:

«В воскресенье в 10-м часу утра выстрелом из револьвера покончила счеты с жизнью прислуга только что застрелившегося начальника сыскного отделения Раскатова — крестьянка Ярославского уезда Вологодской губернии Марфа Туркина, 20 лет. Как видно из оставленной записки, Туркина хотела привести свое намерение вслед за самоубийством Раскатова, но, вероятно, этому мешало постоянное присутствие в квартире посторонних. В воскресенье же, как только гроб с телом Раскатова понесли в церковь и туда же ушли положительно все из квартиры, она в кухне и привела свое намерение в исполнение».

Однако и это самоубийство не стало последним в те дни — не прошло и недели, как застрелился еще один полицейский чин. Этому событию была посвящена следующая короткая заметка:

«В субботу, 19 марта, около 8 часов вечера в своей квартире (полицейская будка на углу Летнего сада) покончил с жизнью выстрелом из револьвера в висок городовой 2-ой части Краснопольский. Причина самоубийства пока не выяснена».

Если в 1911 году склонность к суициду в большей мере была свойственна полицейским чинам Архангельска, то в 1913 году подобная особенность не прослеживалась: при резком увеличении с собой покончивших их профессиональная и сословная принадлежность была значительно шире — см. Суицидный 13-й...

Что же касается столицы - Санкт-Петербурга, то на профессиональный состав самоубийц сказывалась специфика крупнейшего промышленного центра страны, а именно, быстрый рост численности пролетариата и одновременно безработных. Поэтому именно рабочие и потерявшие работу и заработок пролетарии составляли значительную часть покончивших с собой. Об том как раз и сообщала петербургская газета «День» 2 апреля 1914 года:

В минувшем марте в Санкт-Петебурге покончили с собой жизнь самоубийством 74 мужчины и 47 женщин. Из них рабочих и ремесленников 29 мужчин и 8 женщин, простолюдинов без определенных занятий — 16 мужчин и 20 женщин, лиц интеллигентных профессий — 14 и 8, учащихся — 11 и 3, 3 чиновника и 1 военный (полковник).

45 мужчин и 34 женщины прибегли к яду, 12 мужчин и 2 женщины застрелились, 5 мужчин и 1 женщина повесились, 3 мужчины зарезались, 3 мужчины бросились под поезд и 1 мужчина выбросился с верхнего этажа.

Как причина самоубийства на первом плане стоит безработица и нужда...

Здесь следует пояснить, что безработных и работу ищущих официальная статистика в ту пору, как правило, стыдливо зачисляла в вышеупомянутую категорию «простолюдинов без определенных занятий». Следовательно, в марте 1914 года из 121 самоубийцы 73 были рабочими, ремесленниками и безработными.

В том же номере газеты были помещены сообщения о новых, уже апрельских случаях суицида:

1-го апреля в д. 56 по Лиговской ул. в общей уборной жильцов второго этажа повесился безработный официант Иванов. За последний месяц Иванов три раза покушался на самоубийство и каждый раз неудачно.
В д. 41 по Опочнинной ул. в своей каморке повесился безработный рабочий.
В д. 76 по Среднему пр. Васильевского острова отравился безработный слесарь Галкин.

Нарастающий вал числа самоубийств среди безработных стал настолько велик, что даже члены городской Думы Петербурга были вынуждены пойти на беспрецедентный ранее шаг — на выделение и бюджета ста тысяч рублей на помощь безработным. Но, увы, только на бумаге — столичный градоначальник Даниил Драчевский, генерал-майор «Свиты Его Императорского Величества» фактически наложил вето на это постановление — видимо, решил: не хотят работать, значит, как-нибудь перебьются, а нет — пусть вешаются...

Примечательно, что спустя три месяца — в июле 1914 года Драчевский был снят должности и против него было возбуждено уголовное дело о растрате 150 тысяч рублей из сумм газеты «Ведомости Петроградского градоначальства». Однако следствие искусственно тормозилось и не было окончено вплоть до Февральской революции...

Впрочем, в числе самоубийц, понятно, были не только рабочие и безработные, но и особы юного возраста. Причём одна из них носила фамилию, которую через полтора десятилетия прославят советские писатели Ильф и Петров. О ней та же столичная газета сообщала в сентябре 1914-го:

Люция Бендер — 17 лет, воспитанница 5 класса частной женской гимназии Н.Ф. Бастман, проживала: 3 линия Вас. о-ва, д. 52, 7 сентября отравилась сулемой.
Лира Шустина — 15 лет, еврейка, ученица швейной мастерской, 7 сентября отравилась уксусной эссенцией.
Елена Кожух — 16 лет, ученица швейной мастерской, 7 сентября отравилась уксусной эссенцией.

Ещё одна заметка:

Сегодня за Дорогомиловской заставой произошла следующая драма. Отравилась слушательница женских курсов Луковникова. Перед самоубийством на отравила своего двухлетнего сына. Причина самоубийства — безысходная нужда. («День», 12.01.1914)

И такие печальные сообщения публиковались практически в каждом номере газеты...

Предыдущий пост - Торговое место

Следующий пост - Зеркальная «достопримечательность»