Начало на предыдущей странице
Из Нижней Тоймы на пароходе 3 июля я поднялся до Кивокурья (Тимошинской волости). В Кивокурье нечто в роде митрополии двинских аароновцев, здесь центр их управления и в этом только месте совершаются браки. Теперь духовным отцом и совершителем брака в Кивокурье состоит Иван Юницын, крепко держащийся раскола, который дает ему средства к жизни; ему помогает как псаломщик довольно начитанный старик Андрей Львов. Аароновцы имеют свою моленную в дер. Тимоховской, ее недавно построил богач-раскольник Александр Юницын на повети своего дома, сделав вход в моленную со съезда. В воскресенье, праздничные и дни поминовения умерших в моленной происходят раскольнические собрания. Секта аароновская усиливается в Кивокурье, приобретая силу над ютящимися кое-где филиппианами и федосеевцами.
В приходе число раскольнических браков увеличивается. В метрические полицейские книги браки не записываются - нет нужды! Гражданский закон признает правильным, законным брак, записанный даже раскольническими наставниками. Казенная палата усыновит прижитых от брака детей. Никто не может принудить родившихся детей крестить у православного священника.
Пред публичной беседой мне хотелось познакомиться с вождями Кивокурского раскола. С этою целью мы со священником о. Николаем Панцыревым были в дер. Тимоховской в доме старообрядческого "псаломщика" Андрея Львова. к нему был приглашен раскольник Михаил Федотов и еще кое-кто. Андрей показал нам свои книги. Дома раскольники бывают всегда доверчивее и откровеннее, чем при народе, и говорят мирно и спокойно. Андрей Львов - человек понятливый, он довольно много почитал книг на своем веку, но долгая жизнь в расколе крепко засосала его в свою тину, так что он не в силах переломить своих раскольнических убеждений. Любимые книги Андрея: Цветники и Поморские ответы. Михаил Федотов в доме Львова без народа был серьезен и спокоен.
Не то было на другой день на публичной беседе. Мы не узнали во вчерашнем скромном собеседнике Михаила, сделавшегося горячим, упрямым и вздорным, каким он, говорят, бывает всегда, когда защищает веру при соседях. Помогал Михаилу в прениях небезызвестный в Кивокурье расколоучитель Егор Копалев.
Неподалеку от Кивокурья среди леса расположился приход Среднепогостский Христорождественский. Раскольники здесь отчасти принадлежат к аароновской секте, занесенной сюда кивокурцами, и федосеевской, поддерживаемой расколоучителями соседней Ракулки. Раскол в приходе не сильный, он ослабел благодаря энергичной деятельности умершего в 1900 году священника о. Леонида Преображенского, положившего жизнь свою на благо паствы.
Раскольники Среднепогостского прихода проживают в деревнях, составляющих местность, именуемую "Лупья", где есть церковно-приходская школа. Более видною личностью в лупьевском расколе является вдова Пелагия, владелица земли и мельницы. В ее доме две с хорошими и даже богатыми иконами моленные: одна помещается в верхнем этаже дома, другая - в нижнем. По наследству от свекора, поддерживавшего лупьевский раскол, ей досталось много книг, вывезенным свекором из Поморья, откуда он вывез и старую веру. Пелагия имеет претензии быть в расколе лицом из ряда других выдающимся. Еще молодая она носит темного цвета одежду, много постится, чтобы подвигом своим обратить на себя внимание и привлечь сердца легковерных людей. Пелагия грамотная; часто читая книги, она считает себя способною понимать Писание глубоко и правильно, а вместе с тем признает себя достойною быть учительницею других. Пелагия нам показала свои моленные, приносила книги: старопечатные, изданные в Почаевской типографии, а также рукописные и книги гражданской печати - сочинения Иоанна Златоуста, Троицкие листки. Недавно у Пелагии умер муж, после смерти его она ездила в Москву, была на Преображенском кладбище.
Побывав в Ракулке, где со смертью расколоучителя Хламина старообрядцы остались одиноки, мы проехали в Черевковский Успенский приход. Черевково - центральный пункт филиппиан по всей Двине, к Черевкову с уважением относятся раскольники Кокшеньги, с ним в тесных отношениях находятся филиппиане борецкие, топсенские (Арх. губ.), московские, егорьевские (Рязановская губ.), кимрские (Владимирская губ.). Средствами для подкрепления связи и поддержания единения с раскольниками Черевкова у них являются взаимные посещения и особенно оживленная переписка, касающаяся вопросов веры и внутренней жизни филиппианства. В Черевкове мы встречаем видных столпов раскола - главный из них Иван Гаврилов Квашнин, известный под именем старца Симеона. Квашнин называется у филиппиан "отец отцев", как имеющий право благославлять других на отечество; он человек начитанный, выдеранный, борзый писака, разрешающий недоуменные вопросы братии, наставник, имеющий важное значение даже на раскольнических соборах столицы и своими сочинениями взявший верх над последователями Крупкина, ослабевшего под его писательскими стрелами. Пойманный в Кокшеньге за вредным ремеслом - пропагандой раскола - и отпущенный на свободу, он поселился два года тому назад в Тобольской губернии, где хочет составить себе стадо из своих родных и знакомых двинян и кокшаров, которых усердно зовет к себе в своих частых письмах. Затем хитрый и деятельным пропагандистом филиппианства в Черевкове является Иван Андреев Шаньгин, грамотный, старающийся поддержать уважение к себе бросающимися всем в глаза проявлениями раскольнического фанатизма.
В местности Тядиме (довольно отдаленной от Черевкова) действует в пользу раскола Иван Дмитров, филиппианин с изнуренным лицом и воспаленными глазами.Сидел он в остроге за крещение своего сына, почему называет себя "исповедником" древнего благочестия. Иван Дмитров хулит православную веру с ростью фанатика.
После удаления из Черевкова Квашнина все черевковские филиппиане стали группироваться около Александры Никитичны Морозовой, женщины не старой и бойкой. Интересы раскола Никитична блюдет тщательно.
У нее в доме помещается благоустроенная моленная, в которой по временам собирается более полусотни человек. Нередко бойкая расколоучительница делает свои визиты своим одноверцам в Москву, возвращаясь оттуда щедро оделенная и деньгамиЮ и всем, в том числе шляпами-полукотелками, в которых щеголяют черевковские раскольники. Из разных мест от своих благожелателей Морозова получает письма и денежные переводы. В обычное время дом Никитичны представляет из себя школу, где раскольнические детвицы учатся писать и читать по-славянски, писать крюковые ноты и петь по ним. Учениц по временам бывает около 10 человек, они приезжают с низу Двины, даже из Архангельской губернии, а также с Пинеги, Кокшеньги. Сколько девиц переучилось в школе у Никитичны? Наученные петь и читать, воодушевленные фанатичной учительницей проповедывать и распространять "веру" и хулить Церковь, эти девицы, возвратясь в родные веси, умело разносят заразу лжеучений среди своих соседей и однодеревенцев.
С пропагандой раскола и с ее моленной я искал случая познакомиться. Предполагая, что в субботу, 7 июля, в моленной бдет какая-нибудь служба, мы с Н.А. Соколовым, отправились в дер. Блешкино. Наши предположения оправдались. Действительно, подходя к хорошенькому домику Никитичны, стоящему на угоре, мы услышали в нем пение. Постечавшись в дверь, около которой вырублено продолговатое отверстие, чтобы отворяющему можно было видеть, кто стучится, и не пропустить в моленную нежелательного человека. Из-за занавески показалось лицо раскольнического монаха. Одна из деви, живущих у Никитичны, отперла нам дверь и впустила в кухню, находящуюся впереди моленной; вход далее в моленную нам был прегражден хозяйкой дома под тем предлогом, что в моленной быть во время служения никак нельзя, ибо верным не подобает стоять с неверными, каковы мы, по ее мнению. как оглашенные мы постояли в кухне и через прорубленное в стене окно смотрели, что делается в моленной. Пели панихиду. Богомольцев было немного - старушка и девочка лет 13; с таких-то пор избранных Никитична приучает к своей моленной, чтобы раскол не переводился в Черевкове никогда. Читала молодая девица, она же и пела вместе с Никитичной стройно, умело, хотя немного в нос, инок стоял за занавеской, не показываясь из-за нее; в урочное время он даже не кадил икон, которые находились на женской половине, открытой перед нами.
Икон в моленной много, есть довольно хорошие, в ризах. По окончании службы нас пустили в моленную. За занавеской стоял знакомый уже нам белослудец Прокопий Шестаков. Он был в мантии, полумантии на плечах, клобуке, черные одежды его - обшиты красным кантом. Своим видом Прокопий производил впечатление изнуренного трудами подвижника с изможденным лицом.
Продолжение следует.